Империя Зря. История с биографией - Николай Ващилин

Блатные стиляг не жаловали, а дружинники их ловили и стригли прямо на улице. Я боялся примкнуть к ним, но брюки заузил, да так, что еле-еле в них влезал. Однажды на танцах в «Камне» я пригласил Тамарку Рысьеву, двоечницу из нашего класса. У нее в классе выросли самые большие груди и была очень тонкая талия. Ее лапал какой-то грязный, в заношенных нечищеных ботинках и мятых брюках взрослый парень. Я был чистенький и наутюженный, и как мне казалось, намного лучше этого грязнули. Так вот мне она отказала и тут же пошла с этим парнем, прижималась к нему своей грудью так, будто бы их намазали клеем. Сашка, увидев мои растопыренные глаза, шепнул по старой дружбе, чтобы я не лез к ней, потому что это Октябрь, а она его чувиха.

– А кто такой Октябрь? – спросил я.

– Из главных, – шепнул Сашка.

Наши с Сашкой прогулки по набережной Невы становились все реже, он зазывал меня на какие-то задания, с виду безопасные, но меня это настораживало. Обычно мы стояли на углах улиц и, если поедут менты, должны были дать знак своим. Чаще нужно было организовывать прикрытие. Тот, кто совершал кражу в трамвае или в магазине убегал, если его заметили, а «прикрытие» падало под ноги преследователям и прерывало погоню.

Как-то раз после удачного дела Сашка позвал меня к Октябрю в гости. Когда мы пришли, в узком длинном коридоре толпилась наша шпана и чего-то ждала. По одному заходили в комнату, а выходили оттуда с очень важными лицами и начинали рассказывать, как было классно. Сашка загадочно ухмылялся, и отводил глаза. На мои расспросы не отвечал, наверное, хотел сделать мне сюрприз. Когда подошла моя очередь, он подтолкнул меня в комнату и закрыл за мной дверь. Я догадывался, что это подарок, награда от старших товарищей, от Октября. Может быть краденные фотоаппарат или часы? Или поесть вкусно дадут. Ну что ещё?

Комната была перегорожена шкафом и за ним слышалось какое-то сопение. Я заглянул за шкаф и остолбенел. На кушетке лежала голая, пьяная девка с татуировкой на животе «Добро пожаловать». Увидев меня, она поманила пальцем и развалилась на подушках. Я покрылся липким потом и меня затрясло и затошнило. Опираясь о стену, я вышел из комнаты под гоготание толпы.

– Ну как? – спросил Сашка.

– Здорово, – промычал я, поднимая вверх большой палец.

В комнату нырнул Сашка. Я не мог слушать весь этот бред о сексуальных подвигах дружков и убежал домой.

На следующий день шайка, человек в двадцать, пришла под окна нашей комнаты и Сашка начал звать меня. Я вышел понурый и сказал им, что никуда не пойду. Сашка сообщил, что вчера зарезали Октября и надо идти драться.

– Я не пойду, – повторил я.

– Хуже будет, – пригрозил мне Гена.

Я ушел домой. Толпа еще стояла. Потом раздался звон стекла и на пол упал здоровенный булыжник. Хорошо, что не было дома родителей. Соседи забегали по коридору, хватались за телефон, но я их остановил

– Хуже будет!

Пришла пора контрольной по алгебре. Саша заныл, дай, мол, списать. Я не дал, сказал, чтобы писал сам. Зря, что ли я с ним занимался. Он получил двойку, что грозило ему остаться на второй год.

После школы они с двумя гопниками встретили меня и начали бить. Я махался, как мог, но силы были неравные. Весь в крови я доплелся домой. Дома, отмыв кровь, я поразмыслил и решил сам для себя – не сдамся. Не хочу быть в шайке. Будет страшно, но я не сдамся. Свобода или смерть.

Сильней носа болело сердце, вернее душа. Сашку я считал своим другом. Нас сближала мечта. Мы оба мечтали о красивой жизни, оба мечтали поехать к Пеле, к Диди, к Вава и Гарринче. Что же я теперь им скажу, когда приеду в Рио.

А о том, что поеду в Рио, я ничуть не сомневался. Для этого нужно было только войти в зал кинотеатра, дождаться пока медленно погаснет свет и засверкает окно в яркий мир путешествий и развлечений, в мир, где живут такие разные люди. Где в Нью-Йорке живет Малыш и его добрый Чарли, в далекой Аргентине танцует несравненная Лоллита Торрес, в прериях от индейцев убегает на дилижансе Джон Уэйн, а на улицах Бомбея шатается голодный и неприкаянный бродяга, которого жалел весь советский народ, как родного брата. Наверное, от того, что на улицах своих городов таких же бродяг было навалом.

Денег на билет в кино катастрофически не хватало. К тому же трудно было себе отказать и в эскимо на палочке. Как разорваться между соблазнами? Мы пытались прорваться в кино без билетов. Для этого нужно было протиснуться между выходящей толпой в кинотеатр и спрятаться в туалете. А когда погасят свет, тихо выбраться и сесть на свободные места. Но часто свободных мест не оставалось и нас вылавливали даже в темноте билетёрши с фонариками.

Однажды какой-то парень позвал меня и посулил пустить бесплатно в кино, если я помогу ему отнести и укрепить на витрине рекламный плакат нового кинофильма. Так неожиданно открылась золотая жила. Мы в газете обнаруживали, в каком кинотеатре идет любимый фильм, приходили или приезжали на трамвае или автобусе к кинотеатру и искали художника, которому предлагали сделку. Он соглашался. Мы смотрели полюбившиеся фильмы до тех пор, пока не выучивали их наизусть. А потом во дворе играли, подражая любимым героям. Когда игра наскучивала, искали новый фильм. Уроки делать стало некогда. Успеваемость по алгебре и геометрии резко упала, но зато появился интерес к географии. Где находиться Мексика? Далеко ли? Искали мы на карте Буэнос-Айрес.

По радио и телевизору мелькнуло, что где-то в Южной Америке наши баскетболисты показали международный класс. Я подошел к учителю физкультуры Виктору Ивановичу и спросил, как записаться в секцию баскетбола.

– А что, ты рослый. У тебя получится. Иди в Василеостровскую спортшколу. Она на Большом проспекте, на девятой линии. Тренер Виктор Фёдорович меня взял без разговоров.

– Центровой нам в команде нужен, – сказал он.

Возвращаясь домой с первой тренировки, мне уже мерещилось, как я шаркаю подошвами своих ботинок по асфальту Пятой Авеню. И уже засыпая под одеялом мне слышался гул моторов самолета, который несет меня в Аргентину к ненаглядной Лоллите Торрес. Я без нее жить не могу.

Я тщательно готовился к тренировкам. Чистил мелом китайские кеды, утюжил трусы и майку и бегал по «поляне» от кольца до кольца как угорелый. Наш разыгрывающий Серега Ломко осаживал меня:

– Ваща, что ты летишь как паровоз? Поля не видишь? Я же открытый стоял, а ты Сереге Светлову мяч отдал.

Началось первенство ГОРОНО (городского отдела народного образования) среди спортивных школ всех районов Ленинграда. С боями мы пробились в финал, который проходил в воскресенье в 210 – й школе на Невском. Я приехал, когда школа еще была закрыта. Потом подошли наши пацаны и мы стали вспоминать наигранные на тренировках комбинации.

– Ваща, а ты трусы погладил? – подкусил Ломко, – А то мяч отскочит!

Матч близился к концу, а я все сидел на «банке» и старался перехватить взгляд тренера. Наконец он посмотрел на меня.

– Давай, Ваща, не подведи. Промышляев, пятый фол заработал.

Шли последние секунды. От страха рябило в глазах. Я выскочил на поле и, оценив ситуацию, бросился в отрыв. Дрожь в пальцах еще не прошла. Ломко запустил пас через все поле. Я выставил ладони, чтобы принять мяч, но он с силой, выбив мне палец, отскочил в сторону и гулкий отзвук от его удара прокричал мне «нет».

Пришёл апрель! Апрель, апрель! На дворе звенит капель! На дорогах лужи после зимней стужи….Значит скоро мой день рождения! Значит мне исполнится 14 лет! Тогда я запишусь в секцию самбо….и тогда. Ну, тогда!

Первая любовь

Наступило первое сентября. Мы собрались в своем классе и расселись по партам. После лета мы не узнавали друг друга. Мальчишки заострились чертами лиц и мерялись бицепсами. Девчонки округлились и мы, переглядываясь, оценивали их разросшиеся формы. Я снова сел у окна, в которое, как и семь лет назад, заглядывался на ветки клёна. Сквозь листву виднелось окошечко моего родного подвала, где прошло мое детство. Теперь мы жили в другой, большой и красивой комнате на Второй линии, д. 31 у Большого проспекта. Я смотрел на ветви клёна и уплывал в воспоминаниях о лете, проведенном в родной деревне Барсаново, в Пушкинских горах, в Псково-Печерском монастыре

Учебный год начался с сенсации. Наша классная оторва, второгодница Томка Рысьева пришла в школу в немыслимой кофточке, облегающей ее выпирающую грудь и бедра, и объяснила это тем, что ее мать пьёт и не купила ей новую школьную форму, а в старую она не влезает. Учителя сочли довод основательным, но на всякий случай повели ее в медицинский кабинет. Многие видели Томку со взрослой шпаной. Кто-то из наших побежал подслушать и прилетел молнией обратно с выпученными глазами:

– Рысьева беременна – разнеслось громом по классу.